кретарь:

кому вы будете жаловаться?

Митя помолчалъ съ ми

нуту и потомъ опять какъ закричить на всю канцелярію: «Лизаветѣ Ивановнѣ!»

Что жь такое? спокойно отвѣчала Лизавета Ивановна, какъбудто дѣло вовсе не ея касалось. Пусть его кричитъ, что хочетъ. Для меня это вовсе ничего не значитъ. А для меня значитъ, и значитъ много, возразилъ Ганя. И если этотъ гость вздумаетъ хоть разъ впередъ заглянуть ко мнѣ, Я или запру передъ нимъ двери, или, если онъ какъ-нибудь проберется сюда мимо меня, вытолкаю его въ шею изъ дому...

Ганя разгорячился; Лизавета Ивановна не хотѣла возражать ему въ такую невыгодную минуту и отворотилась къ окну, которое выходило на улицу. Картина, представившаяся ей, никакъ не могла назваться пріятною. Крупный дождь падалъ вмѣстѣ съ хлопьями снѣга; топкая грязь закрывала всю мостовую, и жалкій пѣшеходъ не разъ останавливался среди улицы съ приподнятою ногою, не рѣшаясь погрузить ее въ страшную тину, которая заграждала ему дорогу. Только одинъ какой-то отчаянный путешественникъ шелъ впередъ самымъ ровнымъ шагомъ, не разбирая впереди себя ничего, какъ-будто передъ нимъ была ровнь и гладь. Вотъ онъ перешелъ улицу и сталъ подходить къ дому, гдѣ была квартира Гани. Лизавета Ивановна взглянула на него пристально и съ удивленіемъ узнала въ отчаянномъ путешественникѣ своего стараго знакомца - Митю. Это опъ, сказала она, отбѣжавъ отъ окна: —идетъ къ намъ... Ганя пріосамился.

Милости просимъ!.. Мы готовы принять дорогаго гостя. Только пусть не прогнѣвается, прибавилъ онъ, потирая руки.

Лизавета Ивановна вдругъ приняла умоляющій видъ.

Послушай, мой другъ, къ чему это?.. Не-ужь-то онъ сдѣлалъ тебѣ столько зла, что не заслуживаетъ другаго пріема?..

Вотъ какая заступница! не прикажешь ли еще просить его къ себѣ?..

- Совсѣмъ нѣтъ, отвѣчала Лизавета Ивановна съ рѣдкимъ хладнокровіемъ. Но сдѣлай мнѣ одолженіе, позволь ему войдти сюда, хоть на одну минуту; послушаемъ, что будетъ онъ говорить... Слуга покорный! Я ужь и такъ наслушался его глупостей... Но ты, если хочешь, можешь не слушать... Уйди скорѣе въ эту комнату, продолжала она, взявъ его за руки и какъ-будто шутя подводя къ дверямъ: —а я останусь здѣсь одна... Пусть онъ подумаетъ, что тебя нѣтъ дома. Мнѣ страхъ-какъ хочется послушать, что онъ будеть говорить теперь...

Ганя едва сопротивлялся. Лизавета Ивановна продолжала выво

дить его изъ комнаты.

Послушай, Лиза, сказалъ онъ, уже перешагнувъ за порогъ и еще придерживаясь за дверь: — если онъ позволитъ себѣ хоть одну глупость, я не ручаюсь за себя...

Тамъ ужь какъ знаешь, отвѣчала Лизавета Ивановна, притворяя за нимъ дверь.

По обыкновенію, Митя вошелъ очень-смѣло, безъ всякихъ предварительныхъ вопросовъ, и широко растворяя всѣ двери. Впрочемъ, когда его встрѣтила Лизавета Ивановна, онъ старался принять самыя учтивыя манеры и смотрѣлъ на нее съ чрезвычайною пѣжностію. Лизавета Ивановна отвѣчала ему равною вѣжливостію и, какъ-будто ничего не зная, просила садиться. Митя сѣлъ послѣ нѣсколькихъ, самыхъ деликатныхъ извиненій, не оставляя впрочемъ своей разбухшей отъ дождя шляпы, съ которой вода текла ручьемъ.

Ваше здоровье, Лизавета Ивановна, былъ первый его вопросъ, произнесенный имъ очень-тихо, съ самымъ нѣжнымъ выраженіемъ. Покорно васъ благодарю, отвѣчала Лизавета Ивановна.

— Какая странная погода! началъ опять Митя, нѣсколько помол

-

чавъ.

- Да, очень-дурна, былъ короткій отвѣтъ.

Митя молчалъ и осматривался вокругъ себя, какъ-бы опасаясь свидѣтелей. Лизавета Ивановна замѣтила это.

- Вы къ намъ, конечно, изъ присутствія? спросила она.

О, именно!.. отвѣчалъ Митя, съ какою-то особенною выразительностію.

- Вотъ вы какъ рано, продолжала Лизавета Ивановна: - а мужа моего нѣтъ и до-сихъ-поръ. Вѣрно его задержали дѣла?

О, конечно задержали дѣла!

Вотъ всегда такъ, сказала она съ притворною досадою: -никогда не прійдетъ въ свое время, и я должна одна обѣдать, одна пить чай. Ахъ, какъ это скучно!.. Не хотите ли вы обѣдать со мною?..

У Мити сверкали глаза отъ удовольствія. Онъ поставилъ на полъ свою шляпу и придвинулъ стулъ къ Лизаветѣ Ивановнѣ.

- Зачѣмъ обѣдать? Лучше мы съ вами раздѣлимъ время, сказалъ

онъ довольно-таинственно.

То-есть, какъ же мы раздѣлимъ время? спросила Лизавета Ива

новна.

Митя посмотрѣлъ ей въ глаза.

Давайте играть въ фанты... сказалъ онъ, вынимая изъ кармана две карты.

Какъ? только вдвоемъ?.. спросила Лизавета Ивановна, какъбудто не находя въ этомъ ничего особенно-страннаго.

— Впрочемъ —съ шляпою, отвѣчалъ Митя, придвигая шляпу къ

себѣ. - Я буду отвѣчать за нее. Какой вы будете цвѣтокъ?.. прибавилъ онъ, обращаясь къ Лизаветѣ Ивановнѣ.

Я, право, не знаю... Какой хотите.

Вы будете роза, розанчикъ; шляпа будетъ, положимъ, Фіалка,

а я - хоть... машаллах-Фет-али-шахъ...

Какъ это?.. я совсѣмъ не понимаю, что за цвѣтъ вы сказали.. Я даже никогда не слыхивала такого!..

-

Машаллах-фет-али-шахъ.

это одинъ иностранный цвѣтъ; онъ

ростеть не здѣсь, а во Франція... Извольте же начинать...

Но, я право не разобрала, Дмитрій Григорьичъ. Какъ же я бу

ду спрашивать? Этакъ сейчасъ можно ошибиться...

- А въ игрѣ это-то и нужно... ха, ха, ха... Извольте же говорить: «охъ, болить».

Охъ, болить! смѣясь начала Лизавета Ивановна.
Что болитъ?

• Сердце.

Такъ, хорошо. По комъ?..

По...мешал...хал...Фат... Какъ хотите, а мнѣ ни за что не вы

говорить...

точку.

Фантъ съ васъ, Лизавета Ивановна. Я положу за васъ эту кар

Онъ въ-самомъ-дѣлѣ положилъ одну карту въ шляпу, потомъ опять съ необыкновенно ловкостію выпрямился на стулѣ и обратился къ Лизаветѣ Ивановнѣ.

Лизавета Ивановна не противорѣчила и продолжала отвѣчать обыкновеннымъ порядкомъ, пока Митя не спросилъ: «по комъ?» Тутъ она снова запуталась въ мудрёномъ названіи, котораго никакъ не могла не только произнести, даже запомнить.

Еще фантъ, сказалъ Митя, совершенно развеселившись. Теперь давайте разъигрывать...

Такъ скоро?

Пора; мнѣ надобно спѣшить. Видите, вашъ фантъ? прибавилъ онъ, съ торжествомъ показывая карту, которую только-что вынулъ

изъ шляпы.

Въ-самомъ-дѣлѣ? а я и не воображала! Что жь теперь прика

жете дѣлать?

Вы сами знаете... отвѣчалъ Митя, съ значительною улыбкою, подвигаясь къ Лизаветѣ Ивановнѣ. Я долженъ васъ поцаловать... Вотъ ужь нѣтъ, сказала Лизавета Ивановна, вскакивая съ своего мѣста. — Этого я никакъ не позволю вамъ...

Такъ не уйдете же вы отъ меня, продолжалъ Митя, схвативъ Лизавету Ивановну за руки и стараясь напечатлѣть на ея губахъ не

законный поцалуй. Онъ былъ внѣ себя; лицо его страшно поблѣднѣло; голова тряслась какъ въ припадкѣ; глаза смотрѣли такъ ярко и вмѣстѣ такъ дико. Между-тѣмъ, руки ему измѣняли, такъ-что Лизавета Ивановна могла еще защищаться.

- Сумасшедшій! закричала она наконецъ въ изступленіи, чувствуя на себѣ прикосновеніе его холодныхъ губъ.

Митя уже одолѣвалъ, какъ вдругъ сильная рука схватила его за плечо и однимъ здоровымъ движеніемъ оторвала отъ беззащитной жертвы. Паническій страхъ объялъ Митю, когда онъ, отброшенный въ сторону, оборотился и увидѣлъ почти надъ собою голову какогото огромнаго человѣка, можетъ-быть дворника, и рядомъ съ нимъ Ганю, въ угрожающемъ положеніи. Схвативъ въ руки шинель, безъ шляпы, бросился онъ въ двери... Тамъ приняла его большая дворовая собака... Съ трудомъ выбрался Митя на улицу и опрометью бросился впередъ, куда глядѣли глаза. Огромный человѣкъ съ двумя или тремя мальчишками выскочилъ вслѣдъ за нимъ на улицу. Собака преслѣдовала его по пятамъ, съ визгомъ хватая зубами за шинель, которую онъ волочилъ за собою по грязи, какъ какую-нибудь негодную ветошку... Суровый осенній вѣтеръ дулъ прямо въ лицо бѣглецу, высоко вздымая его рѣдкіе волосы, ничѣмъ незащищенные отъ бурныхъ порывовъ, и мокрый снѣгъ падалъ ему на голову... Въ недоумѣніи останавливались прохожіе, не зная что подумать о такомъ странномъ обстоятельствѣ. Не смотря на холодъ, даже нѣкоторыя окна отворялись на улицу... А Митя все продолжалъ бѣжать въ одномъ направленіи, только изрѣдка отбиваясь отъ собаки, которая всякую минуту готова была схватить его за икры.

Ганя и Лизавета Ивановна также смотрѣли на него въ окно —она, блѣдная и дрожащая отъ испуга, а онъ, едва владѣя собою отъ сильнаго волненія. Оба они не отходили отъ окна до-тѣхъ-поръ, пока Митя не исчезъ у нихъ изъ глазъ на поворотѣ улицы, и потомъ весь остатокъ дня не могли ни одного слова сказать другъ другу; только позднимъ вечеромъ, когда поутихла непогода и успокоилось встревоженное сердце, вздумали они навѣдаться о состояніи своего друга и послали къ нему на квартиру нарочнаго, чтобъ онъ потихоньку развѣдалъ, что было съ Митею по возвращеніи. Посланный принесъ отвѣтъ короткій: Митя не возвращался... На другой день, Лизавета Ивановна опять убѣдила Ганю послать развѣдать о Митѣ: отвѣтъ былъ тотъ же самый... Съ непріятнымъ чувствомъ отправился Ганя въ судъ, но и тамъ узналъ только одно что Митя исключенъ изъ службы.

1842.

А. Н.